Разговор под старой липой
Наступила осень. Тина была уверена, что осень – самая лучшая пора года! В саду так много краснобоких яблок и аппетитных желтых груш. Но главное – в первый день осени дети идут в школу. И вот наступил день, когда Тина взяла свою первую школьную тетрадь, новый карандаш и пришла на свой первый урок. Вошла учительница и сказала, что ее зовут Мария Михайловна. Тина ее хорошо знала, потому что ее мама работала в этой же школе. Заметив Тину, Мария Михайловна очень удивилась.
– Сколько тебе лет? – с улыбкой глядя на Тину, спросила она.
– Шесть, – ответила Тина.
– А мама с папой знают, что ты будешь ходить в школу?
– Не знают... я боялась, что меня не пустят. Они говорят, что я еще маленькая, а мне надоело играть с Машей и все самой придумывать. И я решила, пусть учитель придумывает, а я буду все делать.
Учительница склонила голову набок, немного подумала и сказала:
– Ладно, оставайся.
И Тина осталась. На этом первом уроке Тине было не особенно интересно, потому что она читала, считала и писала с пяти лет, тогда как остальные дети только начинали учить первую букву алфавита.
После урока Мария Михайловна рассказала Тининой маме о своей новой ученице. И мама согласилась, чтобы Тина ходила в школу.
Скоро учительница и дети полюбили самую маленькую ученицу. Всю первую четверть она училась на одни пятерки, а мама и папа Тины, ее няня и Маша только удивлялись, как она, такая маленькая, учится ничуть не хуже других ребят.
Однажды вечером, когда Тина пришла из школы, папа позвал ее под старую липу, чтобы поговорить. Тина знала, что на скамейке под старой липой всегда говорилось о чем-то очень важном. И папа начал очень серьезно: "Знаешь, Тина, я заболел тяжелой болезнью и, может быть, скоро умру".
Тина никак не ожидала услышать этого от папы, и в одно мгновение в ее маленькой голове пронеслись тысячи мыслей, одна ужасней другой. Ей стало страшно, и она заплакала.
Папа немного помолчал и тихо продолжал:
– Не плачь Тина. Я хочу, чтобы ты очень внимательно меня выслушала. Ты ведь большая девочка, да? Ты же ходишь в школу.
Тина кивнула.
– Но ты вырастешь еще больше, у тебя будут разные друзья и подруги. Это ведь хорошо, когда много друзей и подруг, правда?
Тине было жалко папу, и она еле сдерживалась, чтобы снова не заплакать. Папа продолжал:
Может, твои друзья станут учить тебя ругаться скверными словами, пить вино или курить сигареты. Пожалуйста, никогда не соглашайся делать этого. Обещаешь?
Ожидая ответа, папа внимательно посмотрел Тине в глаза. Тина, сжав губы, утвердительно закивала в ответ.
– Я хочу, чтобы ты росла трезвой, умной и хорошей девочкой. В школе учатся разные дети. Кто-то из них плохо воспитан, но, знаешь, не они должны влиять на тебя, а ты на них. Помни, что рядом с тобой всегда находится ангел-хранитель и Иисус, Которого ты очень любишь. Иисус все видит, и если я когда-нибудь умру, то и я все буду видеть. Знай, что на кладбище могильный крест поставят в изголовье моей могилы, и ты сможешь приходить туда и все мне рассказывать. Я буду радоваться, если ты будешь приносить на могилу мои любимые полевые цветы. Будь доброй девочкой, люби людей и слушайся маму, не обижай сестру и старших уважай. Это мое завещание тебе, понимаешь? Ты ведь у меня умная девочка?
Тина опять молча закивала головой.
Тогда папа прижал ее к себе и бодрым голосом сказал:
– А насчет того, что я умру, – это я так, на всякий случай, чтобы ты знала. Просто всегда помни этот наш разговор. Я очень люблю и тебя, и Машу, и маму и хотел бы быть всегда с вами, но Бог знает, как лучше.
Потом папа немного помолчал и снова спросил Тину:
– Я слышал, ты сильно ударила мальчика из класса. Правда? Я этого не ожидал от тебя. У нас во дворе всегда играли дети, и ты никогда с ними не дралась. Что же случилось?
Услышав про недавний случай в школе, Тина быстро сбросила с себя состояние печальной задумчивости и, выпрямив спину, начала свою защитную речь.
– Папочка, в нашем классе есть девочка Юля, такая худенькая, маленькая и бледная. А этот Коля, у него папа директор мебельной фабрики, много воображает. Он обидел ее. Он толкнул ее, а она упала и разбила колено. Я все это видела из окна нашего класса. И тогда я побежала туда. Мария Михайловна и Анна Ивановна стояли рядом и ничего не видели, а когда они услышали, что Юля плачет, подбежали к ней. А Коля стал им говорить, что она бежала, споткнулась и упала. Тогда я подошла и дала ему по одной щеке за Юлю, и по другой за неправду. А он начал громко кричать, что все расскажет папе и что он разберется со мной. А я сказала ему, что если твой папа умный человек, то он скажет мне: "Спасибо, Тина, за то, что ты так чудесно воспитала моего сына". А потом все засмеялись.
Папа тоже улыбнулся, глядя на разволновавшуюся Тину.Потом Мария Михайловна и Анна Ивановна повели Юлю в класс, чтобы перевязать колено, – продолжала Тина. – А дети начали кричать: "Молодец Тина, молодец Тина, ты наша царевна!" А после перемены Коля пришел в класс с опозданием, но вместе с папой, дядей Васей. Дядя Вася спросил, кто эта девочка, которая два раза смазала по Колиным щекам так, что они до сих пор горят. И вдруг вошел директор школы и спросил меня: "Это ты ударила Колю?" Я встала и сказала, что я.
Тина перевела дыхание и, глядя на папу, с жаром продолжала рассказывать, как все было на самом деле.
– Тогда директор сказал: "А я и не знал, что ты драчунья". А я ответила, что я и не драчунья вовсе. Коля же вам не сказал, за что я его ударила? Так пусть он сам расскажет, за что получил. Тогда Колин папа сказал: "А ну-ка, Коля, расскажи все по порядку". А он не рассказал. Я потом сама рассказала и еще сказала, что третью пощечину он должен получить от дяди Васи за то, что он и ему соврал, и это будет справедливо. А дядя Вася сказал, что я правильно сделала и что Коля еще получит, когда они придут домой из школы. И еще он сказал: "Спасибо, дочка, за воспитание".
Тут папа не выдержал, засмеялся и сквозь смех спросил:
– А чем все это кончилось?
Лицо Тины вдруг сразу стало грустным, и она печально сказала:
– Или я чего-то не понимаю, или эти взрослые ничего не понимают. После уроков меня вызвал директор Василий Егорович, ты знаешь, он очень строгий. Он сказал, что никому нельзя творить самосуд, что я должна была все рассказать Марии Михайловне или ему. А я сказала, что я не ябеда, я просто хотела Колю проучить, чтобы он больше не лез к этой бедной девочке. А директор как гром загремел на меня: "Это самосуд! И ты завтра на первом уроке будешь стоять в углу, чтобы весь класс знал, что в школе не разрешается самосуд!" Папочка, я плохо понимаю, что такое самосуд, но я заступилась за девочку, а директор меня неправильно наказал.
– И что было дальше? – спросил папа.
– Сегодня на первом уроке был директор. Он опять говорил о самосуде, а Мария Михайловна защищала меня, и все дети просили простить меня. Но директор громко сказал: "Иди, Тина, в угол и весь урок там будешь стоять". И я стояла, а Юля плакала и шептала, что я стою из-за нее. А я повернулась и тихо ей сказала: "Не плачь, мне легко стоять". А директор услышал и сказал, что я буду стоять всю перемену. И я, папочка, стояла и думала, почему взрослые не понимают детей. А потом я посмотрела на Колю, а он смеялся, и тогда я показала ему кулак, а он, ябеда, встал и громко сказал, что я показала ему кулак и что я хочу его бить. А я и не хотела его бить, а только напугать. И тогда директор сказал, что буду стоять еще один урок в углу. И я стояла первый урок, перемену и второй урок. Скажи, папочка, разве правильно сделал директор?
– Дочка, – сказал папа, – директор не мог поступить иначе, а вдруг ты бы еще кого-нибудь ударила и выбила бы глаз, или мальчик бы упал и умер? Директор хотел тебе добра, когда ставил в угол.
Но Тина продолжала стоять на своем:
– Папа, если бы я была учительницей или директором, я никогда бы так не поступила.
– А как? – спросил папа.
– Я вызвала бы к себе в кабинет девочку, которая заступилась за Юлю, и сказала бы: "Ты молодец, что проучила Колю", а потом дала бы совет так больше не поступать, потому что это опасно. Ну, как ты мне сказал. А потом вызвала бы Колю и хорошенько бы его напугала и на второй день поставила бы в угол. Знаешь, папочка, директор пришел после второго урока и сказал, что я могу идти на перемену. И еще он спросил: обещаю ли я больше не драться?
Тут Тина замолчала. Тогда папа спросил:
– А ты что сказала?
– А я сказала, что я не дралась и драться не буду, но буду защищать тех, кого обижают у меня во дворе, а в школе будете наказывать вы. Директор сказал, что наказал меня правильно, и еще сказал: иди и жалуйся маме и папе. А я сказала, что мама и папа учили меня всегда говорить правду и не ябедничать, а самой разбираться. И что нужно было поставить в угол Колю за то, что он так толкнул девочку, а то он сидит и смеется. А потом добавила, что я стояла в углу спокойно, и мне не тяжело было стоять, потому что я стояла за то, что защитила девочку.
– И что сказал директор? – спросил папа.
– Он сказал, что я слишком умная и, что даже если я учусь на пятерки, он все равно будет меня наказывать. Я сказала ему: "До свидания", и еще сказала, что мы, дети, тоже кое-что понимаем. А он сказал, что думал, я воспитанная девочка, а я невоспитанная. А я шла и думала: почему он не понял меня? А потом рассказала обо всем Иисусу.
Внимательно выслушав всю речь Тины, папа сказал:
– Знаешь, Тина, правильно или нет поступил директор – это другой вопрос. Главное, что ты всегда должна уважать старших и не спорить с ними.
Тина никак не могла успокоиться и стояла на своем:
– Хорошо, папа, я уважать его буду, а любить – никогда.
– А ты знаешь, дочка, что настоящий подвиг – это любить даже тех, кто нас не любит и поступает с нами несправедливо. Ты ведь знаешь, что Иисус любит нас такими, какие мы есть. И мы должны любить, как и Он.
И тут они услышали радостный крик Маши: "Бабушка приехала! Бабушка приехала!"
Папа взял Тину за руку, и они побежали навстречу бабушке. Вот так и закончился тот разговор под старой липой.