Монастырь

Тина и мама ехали на автобусе. Тина сидела рядом с мамой и смотрела в окно. "Скоро монастырь, – думала она, – мама поедет по этой дороге назад, а я останусь". И чем ближе они подъезжали к монастырю, тем тяжелее становилось на сердце у Тины. Она вспомнила, как Машенька со слезами упала ей на шею и все не хотела отпускать ее. Но Тина решила держаться изо всех сил, чтобы не заплакать. "Я не покажу маме свои слезы, – говорила себе Тина, – ведь у мамы болит сердце. И уж если она решила отдать меня в монастырский интернат, ей лучше знать почему. Пусть будет так, как завещал папа.Пусть он на небесах порадуется, видя, что его завещание выполняется". Мама обняла Тину и прижала ее к себе. Как сильно бьется мамино сердце! Тина подняла голубые глаза и с улыбкой сказала:

– Мамочка, не беспокойся! Я буду хорошо учиться, слушаться старших и ждать твоего приезда.

– Хорошо, – бодрым голосом сказала мама. – Я рада, что ты у меня умная девочка и все понимаешь. А вот мы уже и приехали, – добавила она, глядя в окно.

Автобус остановился. Тина и мама вышли и направились прямо в ворота монастыря, в ворота, за которыми начиналась другая жизнь.

В приемной монастыря мама долго разговаривала с игуменьей – настоятельницей монастыря. Та приняла документы, деньги и два чемодана с Тининой одеждой. Потом было очень короткое прощание с мамой. Потом мама вышла, и дверь за ней закрылась. Тина долго смотрела ей вслед, а когда обернулась, то встретила строгие, испытующие глаза игуменьи. Тине хотелось заплакать, но она пересилила себя и с улыбкой спросила:

– Скажите, пожалуйста, куда мне идти? – Пойдем, – строго сказала игуменья и повела ее коридорами, а потом через чудесный сад в красивый домик.

Вокруг зеленели аккуратно подстриженные газоны, росли цветы, в ухоженном саду били фонтаны. Уютно, чисто, красиво. Так было и в домике. Большая, уютная комната, большие окна, чистые, белоснежные занавески, аккуратно заправленные кровати. Их в комнате было шесть. В каждом домике было по четыре таких комнаты, а домиков на территории монастыря всего десять. Это и был монастырский интернат.

Игуменья показала Тине ее кровать и тумбочку и сказала, что каждую ночь с ними будет ночевать монахиня Мария. Для нее был отделен угол тяжелыми белыми шторами.

Окна комнаты выходили в прекрасный сад, и, оказавшись в этом почти сказочном месте, Тина на мгновение забыла, что находится в интернате. Но голос, строгий голос игуменьи вернул ее к действительности:

– Пойдем, Тина.

"Почему она не улыбается?" – подумала Тина.

– Пойдем, – снова сказала игуменья и направилась к выходу. Тина поплелась следом, ей сильно захотелось домой. Настоятельница показала ей все монастырские помещения. В длинной комнате они должны были каждое утро обливаться комнатной водой, а вечером теплой. К этой процедуре Тина привыкла еще дома. Потом они зашли на кухню, куда дежурные по комнате приходили, чтобы забирать для всех готовую еду. Затем игуменья повела Тину в светлую длинную столовую и показала, как сервировать стол в день дежурства. Потом они опять прошли через сад посмотреть, где корпус монахинь. Девочкам туда входить не позволялось. Игуменья показала Тине рабочую и учебную комнаты. Рассказала, что они будут учиться в светской гимназии и что их всегда будет сопровождать монахиня Екатерина, а когда они будут идти по улице, то им нельзя смотреть по сторонам и ни в коем случае нельзя разговаривать.

Потом она посмотрела на Тину, словно пытаясь понять, что на душе у этой задумчивой девочки, и, не задавая никаких вопросов, подошла к двери одной из комнат. Тина тоже подошла к двери, и в ее голове вихрем закружились разные мысли.